Неточные совпадения
Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит;
пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе
в лодке с чиновником сядешь;
компании захотел — ступай
в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на небе, так вот как на ладони все видишь.
В этом ресторане,
в Морской, я и прежде бывал, во время моего гнусненького падения и разврата, а потому впечатление от этих комнат, от этих лакеев, приглядывавшихся ко мне и узнававших во мне знакомого посетителя, наконец, впечатление от этой загадочной
компании друзей Ламберта,
в которой я так вдруг очутился и как будто уже принадлежа к ней нераздельно, а главное — темное предчувствие, что я добровольно
иду на какие-то гадости и несомненно кончу дурным делом, — все это как бы вдруг пронзило меня.
В доме, принадлежащем Американской
компании, которая имеет здесь свой пакгауз с товарами (больше с бумажными и другими материями и тому подобными нужными для края предметами, которыми торговля
идет порядочная), комната просторная,
в окнах слюда вместо стекол: светло и, говорят, тепло.
Дело
шло о статье
в газете,
в которой изобличались мошенничества одного председателя акционерной
компании.
Вся
компания скоро смешалась с публикой, а Привалов
пошел через зал
в боковую комнату.
С другими людьми бесполезно рассуждать о подобных положениях, потому что эти другие люди непременно поступают
в таких случаях дрянно и мерзко: осрамят женщину, обесчестятся сами, и потом
идут по всей своей
компании хныкать или хвастаться, услаждаться своею геройскою добродетелью или амурною привлекательностью.
— Милый мой, ведь это ты для моего успокоения геройствовал. А убежим сейчас же,
в самом деле, если тебе так хочется поскорее кончить карантин. Я скоро
пойду на полчаса
в мастерскую. Отправимтесь все вместе: это будет с твоей стороны очень мило, что ты первый визит после болезни сделаешь нашей
компании. Она заметит это и будет очень рада такой внимательности.
В трактире всегда сидели свои люди, знали это, и никто не обижался. Но едва не случилась с ним беда. Это было уже у Тестова, куда он перешел от Турина.
В зал пришел переведенный
в Москву на должность начальника жандармского управления генерал Слезкин. Он с
компанией занял стол и заказывал закуску. Получив приказ, половой
пошел за кушаньем, а вслед ему Слезкин крикнул командирским голосом...
Работая
в «Русских ведомостях», я часто встречался с Глебом Ивановичем. Не раз просиживали мы с ним подолгу и
в компании и вдвоем, обедывали и вечера вместе проводили. Как-то Глеб Иванович обедал у меня, и за стаканом вина разговор
пошел о трущобах.
И лихачи и «голубчики» знали своих клубных седоков, и седоки знали своих лихачей и «голубчиков» — прямо
шли, садились и ехали. А то вызывались
в клуб лихие тройки от Ечкина или от Ухарского и, гремя бубенцами, несли веселые
компании за заставу, вслед за хором, уехавшим на парных долгушах-линейках.
Мы остались и прожили около полугода под надзором бабушки и теток. Новой «власти» мы как-то сразу не подчинились, и жизнь
пошла кое-как. У меня были превосходные способности, и, совсем перестав учиться, я схватывал предметы на лету,
в классе, на переменах и получал отличные отметки. Свободное время мы с братьями отдавали бродяжеству: уходя веселой
компанией за реку, бродили по горам, покрытым орешником, купались под мельничными шлюзами, делали набеги на баштаны и огороды, а домой возвращались позднею ночью.
Брат выбежал
в шапке, и вскоре вся его
компания прошла по двору. Они
шли куда-то, вероятно, надолго. Я кинулся опять
в комнату и схватил книгу.
Земляки заметно держатся друг друга, вместе ведут
компанию, и, коли бегут, то тоже вместе; туляк предпочитает
идти в совладельцы к туляку, бакинец к бакинцу.
Тут
идет речь о том, что Маука есть главное местопребывание
компании, получившей от русского правительства право
в течение 10 лет собирать морские водоросли, и что население его состоит из 3 европейцев, 7 русских солдат и 700 рабочих — корейцев, айно и китайцев.
Компания Рогожина была почти
в том же самом составе, как и давеча утром; прибавился только какой-то беспутный старичишка,
в свое время бывший редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки и про которого
шел анекдот, что он заложил и пропил свои вставные на золоте зубы, и один отставной подпоручик, решительный соперник и конкурент, по ремеслу и по назначению, утрешнему господину с кулаками и совершенно никому из рогожинцев не известный, но подобранный на улице, на солнечной стороне Невского проспекта, где он останавливал прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения, под коварным предлогом, что он сам «по пятнадцати целковых давал
в свое время просителям».
Зачем шатался на прииски Петр Васильич, никто хорошенько не знал, хотя и догадывались, что он спроста не
пойдет время тратить. Не таковский мужик… Особенно недолюбливал его Матюшка, старавшийся
в компании поднять на смех или устроить какую-нибудь каверзу. Петр Васильич относился ко всему свысока, точно дело
шло не о нем. Однако он не укрылся от зоркого и опытного взгляда Кишкина. Раз они сидели и беседовали около огонька самым мирным образом. Рабочие уже спали
в балагане.
Не было внешнего давления, как
в казенное время, но «вольные» рабочие со своей волчьей волей не знали, куда деваться, и
шли работать к той же
компании на самых невыгодных условиях, как вообще было обставлено дело: досыта не наешься и с голоду не умрешь.
…Наш триумвират, несколько вам знакомый, совершенно сибирская проза нараспев. Признаюсь, издали мне эта
компания казалась сноснее, а как вижу ближе, то никак бы не хотел ими командовать. Надобно иметь большую храбрость или большое упрямство, чтобы тут находить счастие. Впрочем, я этим еще более убеждаюсь
в ничтожестве сибирских супружеств. [Речь
идет о Басаргине, его жене и ее матери.]
— Живем помаленьку. Жена,
слава богу, поперек себя шире стала.
В проферанец играть выучилась! Я ей, для спокою, и
компанию составил: капитан тут один, да бывший судья, да Глафирин Николай Петрович.
Рука — вырвалась из моих рук, валькирийный, гневно-крылатый
шлем — где-то далеко впереди. Я — один застыло, молча, как все,
иду в кают-компанию…
— Стара стала, слаба стала!
Шли мы, я помню,
в восемьсот четырнадцатом, походом —
в месяц по четыре ведра на брата выходило! Ну-с, четырежды восемь тридцать два — кажется, лопнуть можно! — так нет же, все
в своем виде! такая уж
компания веселая собралась: всё ребята были теплые!
Часов около шести
компания вновь соединялась
в следующем по порядку ресторане и спрашивала обед. Если и пили мы всласть, хотя присутствие Старосмысловых несколько стесняло нас. Дня с четыре они
шли наравне с нами, но на пятый Федор Сергеич объявил, что у него болит живот, и спросил вместо обеда полбифштекса на двоих. Очевидно,
в его душу начинало закрадываться сомнение насчет прогонов, и надо сказать правду, никого так не огорчало это вынужденное воздержание, как Блохина.
У Я.А. Фейгина явились деньги, захотелось
славы редактора политической газеты, но все-таки издавать одному большую газету ему было не под силу, и он составил
компанию,
в которую вошли два присяжных поверенных — И.Д. Новик, Е.З. Коновицер — и два брата Алексеевых, молодые люди купеческого рода, получившие богатое наследство.
Я
шел с сыном Богданова, Василием, который служил писарем
в Москве при окружном штабе. Это был развитой малый, мой приятель, иногда мы с ним охотились. Мы наткнулись на эту
компанию и удостоились приглашения отца Памво. У Василия Богданова были все приятели: представил он и меня им как своего друга.
Дела этой
компании, по-видимому,
шли в это время хорошо.
Жизнь его
шла суетно и бойко, люди всё теснее окружали, и он стал замечать, что руки их направлены к его карманам. То один, то другой из деловых людей города тайно друг от друга предлагали ему вступить с ними
в компанию, обещая золотые барыши, и всё чаще являлся крепенький Сухобаев, садился против хозяина и, спрятав глазки, убедительно говорил...
Мало-помалу стали распространяться и усиливаться слухи, что майор не только строгонек, как говорили прежде, но и жесток, что забравшись
в свои деревни, особенно
в Уфимскую, он пьет и развратничает, что там у него набрана уже своя
компания, пьянствуя с которой, он доходит до неистовств всякого рода, что главная беда:
в пьяном виде немилосердно дерется безо всякого резону и что уже два-три человека
пошли на тот свет от его побоев, что исправники и судьи обоих уездов, где находились его новые деревни, все на его стороне, что одних он задарил, других запоил, а всех запугал; что мелкие чиновники и дворяне перед ним дрожкой дрожат, потому что он всякого, кто осмеливался делать и говорить не по нем, хватал середи бела дня, сажал
в погреба или овинные ямы и морил холодом и голодом на хлебе да на воде, а некоторых без церемонии дирал немилосердно какими-то кошками.
— Клянусь… — начал он, но я уже встал. Не знаю, продолжал он сидеть на ступенях подъезда или ушел
в кабак. Я оставил его
в переулке и вышел на площадь, где у стола около памятника не застал никого из прежней
компании. Я спросил Кука, на что получил указание, что Кук просил меня
идти к нему
в гостиницу.
«
В те ж времена из казаков яицкого войска некто, по прозванию Нечай, собрав себе
в компанию 500 человек, взял намерение
идти в Хиву, уповая быть там великому богатству и получить себе знатную добычу.
Эти уроки
пошли молодым Брагиным «
в наук». Михалко потихоньку начал попивать вино с разными приисковыми служащими, конечно
в хорошей
компании и потихоньку от тятеньки, а Архип начал пропадать по ночам. Братья знали художества друг друга и покрывали один другого перед грозным тятенькой, который ничего не подозревал, слишком занятый своими собственными соображениями. Правда, Татьяна Власьевна проведала стороной о похождениях внуков, но прямо все объяснить отцу побоялась.
Вукол Логиныч
посылал в город нарочно две кошевых, чтобы привезти подходящих гостей из «подходящей
компании».
А Гордей Евстратыч нарочно
посылал его
в город на целые недели с разными поручениями и не жалел денег, чтобы Михалко пожил
в свою долю
в настоящей
компании.
Говорили много и, конечно, шепотом, — что он отравлен немцами, что будто
в ресторане — не помню
в каком — ему
послала отравленный бокал с шампанским какая-то
компания иностранцев, предложившая тост за его здоровье…
Несчастливцев (басом). Поколебалась! Что на земле незыблемо теперь?
Пойдем, меня ждет
компания. Дай мне хорошенько вдохновить себя, а то я поговорю. (Уходит
в столовую.)
И когда
в конце концов предприятие
пошло по десять копеек за рубль, только тогда стало понятно, что вся эта сволочь действовала по заранее обдуманной системе и получала за свой подлый образ действий определенное жалованье от другой, более богатой и ловкой
компании.
Xлынов. Как ты смеешь мне приказывать! Дома я с тобой разговаривать могу, а
в городе я тебе не
компания. Сейчас на свою дистанцию, назад! Барин, ваше благородие,
пойдем к городничему.
Он чувствовал настоятельную потребность опохмелиться, и ему не давала покоя мысль о том, почему это крестный был сегодня так ласков с ним и зачем привел его сюда,
в компанию этих первых
в городе купцов? Зачем он так убедительно уговаривал, даже упрашивал его
идти к Кононову на молебен и обед?
Он
пошёл переулками, а когда видел, что встречу
идут люди, то переходил на другую сторону улицы и старался спрятаться
в тень. У него родилось и упорно росло предчувствие встречи с Яковом, Ольгой или с кем-либо другим из их
компании.
Княгиня действительно
послала за Елпидифором Мартынычем не столько по болезни своей, сколько по другой причине:
в начале нашего рассказа она думала, что князь идеально был влюблен
в Елену, и совершенно была уверена, что со временем ему наскучит подобное ухаживание; постоянные же отлучки мужа из дому княгиня объясняла тем, что он
в самом деле, может быть, участвует
в какой-нибудь
компании и, пожалуй, даже часто бывает у Жиглинских, где они, вероятно, читают вместе с Еленой книги, философствуют о разных возвышенных предметах, но никак не больше того.
Павлин. Одно место у них. Просто срам, сударь!
В городе-то стыдятся; так возьмут ружье, будто за охотой, да на Раззорихе,
в трактире и проклажаются. И трактиришко-то самый что ни есть дрянной, уж можете судить, —
в деревне, на большой дороге заведение, на вывеске: «Вот он!» написано. Уж так-то не хорошо, что и сказать нельзя. Дня по два там кантуют, ссоры заводят — и что им там за
компания! Барышня уж
послали буфетчика Власа, велели их домой привезти.
То грезилось господину Голядкину, что находится он
в одной прекрасной
компании, известной своим остроумием и благородным тоном всех лиц, ее составляющих; что господин Голядкин
в свою очередь отличился
в отношении любезности и остроумия, что все его полюбили, даже некоторые из врагов его, бывших тут же, его полюбили, что очень приятно было господину Голядкину; что все ему отдали первенство и что, наконец, сам господин Голядкин с приятностью подслушал, как хозяин тут же, отведя
в сторону кой-кого из гостей, похвалил господина Голядкина… и вдруг, ни с того ни с сего, опять явилось известное своею неблагонамеренностью и зверскими побуждениями лицо,
в виде господина Голядкина-младшего, и тут же, сразу,
в один миг, одним появлением своим, Голядкин-младший разрушал все торжество и всю
славу господина Голядкина-старшего, затмил собою Голядкина-старшего, втоптал
в грязь Голядкина-старшего и, наконец, ясно доказал, что Голядкин-старший и вместе с тем настоящий — вовсе не настоящий, а поддельный, а что он настоящий, что, наконец, Голядкин-старший вовсе не то, чем он кажется, а такой-то и сякой-то и, следовательно, не должен и не имеет права принадлежать к обществу людей благонамеренных и хорошего тона.
Бессеменов. Погоди, не перебивай! Я постарше тебя. Я говорю: чего же быстрые-то умы по углам от нас, стариков, разбегаются да оттуда смешные рожи показывают, а говорить с нами не хотят? Вот ты и подумай… И я
пойду подумаю… один, коли глуп я для вашей
компании (с шумом отодвигает свой стул и
в дверях своей комнаты говорит)… образованные мои дети…
Побежали мы туда, сюда,
в рыбные лавки и
в ренсковые погреба, всего накупили и все
посылаем в Борисоглебскую,
в номера, с большими кульками. Сейчас самовары греть заказали, закуски раскрыли, вино и ром расставили и хозяина, борисоглебского гостинника,
в компанию пригласили и просим...
А мы съездим как хорошо к Николе во все свое удовольствие: лошадка
в тележке
идти будет с клажею, с самоваром, с провизией, а мы втроем пешком
пойдем по протуварчику, для Угодника потрудимся: ты, да я, да она, да я себе для
компании сиротку возьму.
Наблюдатель. Нет, не все равно; деньги разные бывают. Прежде покутить любо было. Прежде деньги были веселые, хорошие такие, барские. Где, бывало, кутят, где бросают деньги, туда
иди смело. Так и знаешь, что
компания хорошая, люди честные, доверчивые, великодушные, бесхитростные, как птицы небесные, которые ни сеют, ни жнут, ни
в житницы не собирают.
Теперь, сидя на земле у дверей ночлежки
в кругу своих товарищей, он хвастливо начал рассказывать, что его давно уже зовет Редька жить с ней, но он не
идет к ней, не хочет уйти из
компании.
Три дня во рту маковой росинки не было!» Если
идет веселая
компания в подпитии, вали на оригинальность: «Господа, вы срываете розы жизни, мне же достаются тернии.
— Гм… А я только что проводил туда целую
компанию. Там все собираются у цветочной беседки провожать Н-го. Он едет, вы знаете… у него какая-то беда случилась там,
в Одессе… Ваша кузина (он говорил о блондинке) и смеется, и чуть не плачет, все разом, не разберешь ее. Она мне, впрочем, сказала, что вы за что-то сердиты на Н-го и потому не
пошли его провожать. Конечно, вздор?
Тут из кухни принесли ужин. Дядя
пошел за нами во флигель и за
компанию съел пять творожников и утиное крылышко. Он ел и глядел на нас. Все мы возбуждали
в нем восторг и умиление. Какую бы глупость ни сморозил мой незабвенный учитель и что бы ни сделала Татьяна Ивановна, всё находил он милым и восхитительным. Когда после ужина Татьяна Ивановна смиренно села
в уголок и принялась за вязанье, он не отрывал глаз от ее пальчиков и болтал без умолку.
— Дело
пошло такого рода, что так как Федор Гаврилыч стал любить уж очень
компании, был он на одном мужском вечере, кажется, у казначея, разгулялись,
в слободе тут девушки разные жили и песни пели хорошо, а тем временем капустница была, капусту девушки и молодые женщины рубят и песни поют.